|
||||||||||||||||
| ЮРИЙ СТОЯНОВ - " АХ, КАК ХОЧЕТСЯ ВЕРНУТЬСЯ..." ИЛИ " РОДИЛСЯ Я В БОРОДИНО"... | ||||||||||||||||
| Наша семья жила в Бородино
------------------------------------------- Я помню себя с того времени, когда наша семья жила в Бородино. Прошу не путать мое Бородино с местом исторической баталии. Здесь никогда не бывали Наполеон, Кутузов, Багратион, Милорадович и др. Да и Михаил Юрьевич Лермонтов, сочиняя свое знаменитое стихотворение, не имел в виду деревню Бородино Одесской области. (Недалеко от моего Бородина была еще и станция Париж, и это не про нее Хемингуэй сказал: "Париж - это праздник, который всегда с тобой." Там по сей день находится исправительный лагерь для женщин. Вероятно, советские топонимики считали, что все женские пороки имеют французские корни, и поэтому благословили строительство Парижа за колючей проволокой, где вместо Эйфелевой башни стояла вышка с охранником.) В нашем Бородино была больничка. Мой отец после института, который мог остаться в аспирантуре, выбрал это самое захолустное место. В этом поселке в Одесской области не было даже электричества. И мать пошла учительствовать в сельскую школу. Отец, как говорят в Одессе, "работал в органах", то есть был гинекологом. Отец оперировал всех и вся в местной больнице. Мама держала перед ним книгу - пособие по практическому акушерству и по хирургии. В руке у нее был учебник, а на столе - керосиновая лампа. Но поскольку в Бородино рожали более реже, чем требовало его призвание, он лечил всех подряд от всех болезней, а мама, когда требовалось, держала керосиновую лампу в операционной... Телевизионная секунда состоит из двадцати пяти кадров, а киношная - из двадцати четырех. И мне, человеку, которого всю жизнь игнорировал кинематограф за "неопределенную внешность", ужасно нравилось, что в моем запасе телевизионщика всегда будет на один кадр больше, чем в кино. Так вот. Моей памятью "отснято" приблизительно двести пятьдесят кадров (или десять секунд) из Бородинского детства... Когда мне исполнилось три года, мы перебрались в Одессу. Не было бы счастья, да несчастье помогло: просто я мыла обожрался - Как это? - А я с детства очень любил запах мыла. И однажды нашел кусочек, запах которого я не смог идентифицировать ни с вишней, ни с земляникой, в общем, ни с чем, что росло вокруг. Наверное, это было жасминовое мыло. А жасмин в селе Бородино не рос. И я схавал целый кусок. Кусок душистого мыла на рукомойнике безумно притягивает к себе. Рука тянется к мылу. Ни один фрукт не пахнет так вкусно... Начинаю есть мыло. Вкус не соответствует запаху, все равно ем... Приходит папа. Руки намылить нечем. У меня изо рта торчит обмылок... Далее со мной происходит то, что бывает со взрослыми дядями и папой, когда они выпивают много сухого вина. После этого они обычно говорили: "Полегчало", - и продолжали пить вино. А мне не полегчало... Отец где-то слышал байку, что злые люди делают мыло в том числе и из собачьего жира. В какую-то секунду ему начисто отказали эрудиция и высшее медицинское образование. Если отбросить всю технологическую цепочку мыловарения, получалось, что я - съел собаку! Самолет санитарной авиации доставил меня в Одессу... С тех пор я не ем мыло и обожаю собак. И еще: мое детство все-таки не было голодным. Пока меня откачивали в больнице, мама с папой потихонечку начали оседать в городе. - И ваш папа стал самым известным гинекологом в Одессе, а ваши одноклассники толпами зачастили к вам в гости... - У нас была самая крупная в Одессе библиотека по акушерству и гинекологии. Я вырос среди этих книг, но как-то не заострял на них внимание. Я предпочитал просматривать альбомы ТИЦИАНА, РУБЕНСА, ГОЙИ, Леонардо ДА ВИНЧИ, которые лежали на соседних полках. А вот мои друзья любили втихаря полистать увесистые тома. Они все испытывали жуткий шок, каждый раз перелистывая эти книжки Есть Одесса Бабеля - это район Молдаванки, есть Одесса Паустовского - это Большой Фонтан и центр города, есть Одесса Катаева - это Пересыпь. И вот мы возвращаемся из Бородино в Одессу, где наш район - Пересыпь - остается таким же, как во времена, описанные в повести "Белеет парус одинокий". Частный домишко из ракушечника, две комнаты - двадцать восемь квадратных метров, кухня - четыре метра, отопление - печное. "Удобства" зимой - во дворе, летом - в море. (До моря - метров триста.) Проживали в доме - дед Юра, баба Женя, тетя Варя (папина сестра), мама, папа, и я. У нас была корова Майка. Огромная, коричневая с белыми подпалинами. Очень добрая и умная. Я с ней любил разговаривать. Она давала двадцать литров молока в сутки и поила пол-улицы. И вот Никита Сергеевич Хрущев в 1960 году (перед самым своим дембелем) издает указ, запрещающий содержать сельскохозяйственных животных в городской черте. Майку нужно было сдать государству. Это я позже узнал про постановление партии и правительства, а тогда казалось, что лично товарищ Хрущев ворует лично у меня мою корову. Впрочем, все это, так сказать, - фон, на котором "отснято" еще несколько кадров из моего детства. Отдать корову нужно было под расписку на железнодорожной станции в полукилометре от нашего дома. Женская часть семейства рыдала, а мужчины шли небритые, как на похоронах. Из других дворов выводили свиней и коз. Поскольку Никита Сергеевич сам спровоцировал некоторую свободу слова в стране, то проклинали его громко, всей улицей и сразу на трех языках - русском, украинском и болгарском. Коров загоняли в товарные вагоны. А ночью над Пересыпью раздавалось жуткое мычание. Это плакали от боли недоенные коровы. К ним никого не подпускали - ни покормить, ни подоить. Теперь они были не частные, а государственные. Я спрашиваю деда Юру: - Что такое - государственные? - Ничьи, - отвечает он. - Когда вы влюбились в первый раз? - Первый раз - в первом классе. Используя служебное положение моей мамы, которая была завучем в нашей школе, я настоял, чтобы меня посадили за одну парту с той девочкой, которая мне нравится. Второй раз я уже влюбился в седьмом. Ну а влюбившись в третий раз, я уже женился. Мы вместе учились в ГИТИСе. Я - на актерском факультете, моя жена - на театроведческом. - Вы легко поступили в ГИТИС? - Да, совершенно. Сразу с первого тура меня взяли на третий. И зачислили. Я учился на одном курсе с замечательными ребятами. Зрители, к сожалению, знают немногих. Таню ДОГИЛЕВУ и Витю СУХОРУКОВА в лучшем случае. С Витей я жил в одной комнате в общежитии почти два года. Мы никогда друг другу никаких комплиментов не отвешивали, но цену друг другу знали. Я всегда понимал, что Витя - выдающийся актер. Это было ясно с первого курса. Вот обо мне вряд ли можно было сказать в институте, что из меня выйдет толк. - Сухоруков гулял на вашей свадьбе? - Конечно. Мою первую свадьбу отмечали в Одессе в гостинице "Лондонская". По тем временам это было что-то невероятное. Все благодаря маме и папе. На свадьбе гуляло много народу, потому что отец лечил всю свою родню, их друзей, их родню и друзей их родни. И вдруг посреди этого грандиозного пиршества ко мне подходит швейцар: "Там к вам прорываются четыре очень странных человека. Я не знаю, пускать их или нет, они без галстуков". Я захватил с собой сразу четыре галстука - снял с гостей. Вышел в холл и увидел моих однокурсников, которые прилетели в Одессу следующим образом. Тогда была дикая давка при входе на регистрацию в аэропорте. Эти четыре клоуна нашли какой-то транспарант типа "Да здравствует нерушимая дружба народов СССР", нарвали из него себе красных повязок, сделав вид, что они дружинники. Вы можете себе представить? Чтобы не на поезде, а на самолете без билета и без денег они прилетели в Одессу на мою свадьбу! Витя Сухоруков по простоте душевной прибыл в шортах, он подошел к моей маме, сказал: "Леонидовна, привет!", поцеловал ее. Ну а дальше они бросились есть и пить, потому что были очень голодными. До поздравлений дело уже не дошло. Вообще в те времена все было иначе. Мы были совсем другими, не лучше и не хуже. Во-первых, мы все, студенты, находились в невероятной зависимости от помощи родителей. Без нее брак просто не мог состояться. Наверное, в этом было очень много инфантильности. И женились все рано. На моем курсе все уже переженились до 21 года. И у всех все было одинаково. Быстро рожали детей, любили этих детей. Но никто не зарабатывал на их содержание. Это кажется сейчас настолько безответственным... - И с чего же начиналась ваша семейная жизнь? - Мой папа стал снимать мне в Москве квартиру. Потом, когда после ГИТИСа я переехал в Питер работать в БДТ, мне дали комнату в общежитии. В этом же общежитии жила Света КРЮЧКОВА с семьей. Я сразу привез жену и сына. Помню, как ошарашенный и сумасшедший от счастья я сидел напротив ТОВСТОНОГОВА, который брал меня в театр, и, естественно, выяснял какие-то подробности: как меня размещать, как прописывать. И никогда не забуду ту секундную паузу, за которую я себя проклинаю. Он спросил: "А ваша семья?" И я был почти на грани того, чтобы сказать: "Да нет, какая семья. Один я". А то, думаю, сейчас признаюсь, что сам я иногородний человек, из Одессы, а жена из Минеральных Вод, он скажет: "Нет, дорогой, нам вас селить некуда". Все-таки порядочность взяла верх, и я признался, что женат, что у меня есть сын. Поэтому мне дали комнату 20 метров: по тем временам фантастическая роскошь. И вскоре у нас родился второй сын, но... Теперь, по прошествии времени, я перестал думать о своем прошлом с точки зрения собственной правоты. Я понимаю, что за все приходится платить, за всю эту серию ошибок, счастья, несчастья... - У вас был болезненный развод? - Ну конечно. Очень. Наломал дров. Мы развелись в 83-м году. Я ушел к другой женщине. Мы вместе работали в БДТ. Она служила в литературной части. - Встречались на репетициях и... - Все было так, как это и происходит в театре. Здесь все секрет Полишинеля. Люди не здороваются друг с другом, проходят мимо, а все знают, что у них роман. И никто не видел их вместе, но как-то это становится всем понятно. - Коллеги в театре не осуждали, что вы оставили жену и двоих детей? - Осуждали и правильно делали. С точки зрения нормального человека это, конечно, паскудство. - Ваша вторая жена, конечно же, принимала участие в создании "Городка"? Наверное, придумывала сюжеты? - Нет, сюжеты она никогда не придумывала. Придумываем только мы с Илюшей и наши авторы. Но поскольку вся наша жизнь связана с "Городком", то, естественно, жены всегда принимали какое-то участие. Высказывали свое мнение, свои взгляды. Мы прожили с моей второй женой долго - больше пятнадцати лет. И это были очень счастливые годы. Вообще, женщины, с которыми я жил, всегда поддерживали меня в моей профессии. Они верили в меня, хотя моя творческая биография долго не давала повода для этой веры. Кстати, жизнь моих жен после развода со мной становится, как это ни странно, более интересной и насыщенной. Они начинают что-то писать, активно работать. Добиваются успехов. А быть моей женой очень тяжело. И не потому, что я человек невероятно вспыльчивый. Я вспыхиваю как порох, хотя потом безумно жалею об этом. Тяжело, потому что меня надо ждать и надо жить только этим. Но я счастливый человек. Мне нравится, что у нас настоящая семья. Все-таки семья - это не два человека. Это семь "я". Вместе с Леной в моей жизни появились две очаровательные девочки - 13-летняя Ксюша и 5-летняя Настя. - Вы, наверное, нечасто бываете дома. Гастроли, съемки, монтаж передач.... - Я стал бывать дома значительно чаще. Во-первых, мы переехали из съемной квартиры в собственную. Я специально искал дом поближе к работе. Это патология, конечно. Квартиру надо покупать там, где лучше, а я купил, где ближе. Она находится ровно в 850 метрах от офиса "Городка" на набережной Фонтанки. - Лена - хорошая хозяйка? - Очень. Хорошая хозяйка и замечательная мать. С другой стороны, что такое хорошая хозяйка? Та, что все время проводит с метлой или у плиты? Да нет, вот как раз у плиты я ее и не вижу, но все вкусно. Я не знаю, как она это делает. Но Лена не показывает, что она сжигает себя на ниве семейного самопожертвования. Она прощает какие-то мои слабости. Я, например, совершенно не умею тратить деньги. Я по-дурацки их трачу и вообще легко расстаюсь с ними, потому что во мне, по сути дела, ничего не изменилось с годами. Даже когда у меня было совсем мало денег, я любил дарить подарки и покупать себе всякие идиотские и совершенно ненужные, на первый взгляд, вещи. Лена знает, что я люблю давать в долг. И мне, как правило, ничего не возвращают. Но я ни разу не слышал никакого упрека от жены в свой адрес. Мы как будто теперь это делаем вдвоем. - А как Илья ОЛЕЙНИКОВ отнесся к тому, что в вашей жизни появилась Лена? - Илья вообще очень деликатный человек. И, конечно, мне всегда важно, как он относится к тому, что происходит со мной. Мы можем ругаться, ссориться, у нас могут быть размолвки, но в каких-то очень важных вещах должно быть единение... Я не могу сказать, что Илья априори всегда находится на моей стороне. Я думаю, что, если бы ему не понравился мой выбор, он был бы просто корректен, вежлив и интеллигентен. Но я вижу, что он одобряет мой выбор и очень хорошо относится к Лене как к человеку. Хотя, конечно, он переживал всю эту ситуацию, потому что он прожил огромный кусок жизни рядом с моей предыдущей семьей. И надо отдать ему должное - он человек, который умеет, в отличие от меня, сохранять замечательные отношения со всеми. - Лена ездит с вами в гастрольные поездки? - Постоянно, во все. Лена всегда со мной. Вообще мне с ней очень легко. Она смотрит на мир под тем же углом зрения, что и я. Часто она замечает смешные вещи там, где другой человек прошел бы мимо. Мы с ней вместе можем ехать на машине и вдруг остановиться у тротуара, чтобы понаблюдать за умопомрачительной с нашей точки зрения сценой. За подвыпившей семейной парой, например, у которой идет серьезный диспут на улице: идти налево или направо. А мужу мешает жестикулировать открытая бутылка в руке. И мы можем час умирать со смеху, наблюдая за ними. Лена очень смешно рассказывает и показывает все, что увидела. При всей своей статуарной внешности она, казалось бы, должна быть медлительной и солидной. А она не такая. В ней сидит мальчишка, такой пацан-хулиган. И вот это несоответствие и создает прелесть, за которую я ее и полюбил. ___________________________________________________ ЮРИЙ СТОЯНОВ "Городок" *************************************** В нашей беседе мы лишь мельком коснулись одесского детства Юрия Стоянова. О нем он рассказывает сам во фрагментах из книги "До встречи в "Городке": "Есть Одесса Бабеля - это район Молдаванки, есть Одесса Паустовского - это Большой Фонтан и центр города, есть Одесса Катаева - это Пересыпь... * * * ...И вот мы возвращаемся из Бородино в Одессу, где наш район. Пересыпь остается такой же, как во времена, описанные в повести "Белеет парус одинокий". Частный домишко из ракушечника, две комнаты - двадцать восемь квадратных метров, кухня - четыре метра, отопление - печное. "Удобства" зимой - во дворе, летом - в море. (До моря - метров триста.) Проживали в доме дед Юра, баба Женя, тетя Варя (папина сестра), мама, папа и я. ... Когда мне было десять лет, папа уже продумал мою дальнейшую жизнь на четверть века вперед. - Ты закончишь школу, тебе еще не будет семнадцати, значит, поступать в мединститут можешь два года подряд, - говорил он с легким одесским акцентом. - Хотя, японский городовой, почему ты должен поступать подряд два года?! Какой-то мордоворот из Тарутино поступает сразу, потому что у него есть направление от председулькина колхоза! Неужели я не заслужил, чтобы мой сын пошел по моим стопам?.. Понимаешь, сыночка, это очень плохо, что я доцент мединститута. Детей преподавателей не принимают. Вот если бы я работал говновозом, у них не было бы никаких вопросов! Хорошо. Мы сделаем иначе. Ты поступаешь в Днепропетровский мединститут. Через два года переводишься в Одессу. Через четыре года заканчиваешь. Потом - ординатура, потом - клинординатура, потом - аспирантура. (Может быть, я путаю: сначала клинординатура, а потом - ординатура.) К моменту поступления в аспирантуру я уже соберу тебе почти все материалы для диссертации. Все! В двадцать семь лет ты уже кандидат наук! Главное - это не жениться до окончания аспирантуры. Не лыбься, пожалуйста!.. Папа был упрямым человеком. И я был упрямым человеком. И вышло все не по папиному велению, а по моему хотению. Вместо одесского медицинского был московский театральный. Вместо ординатуры - Большой драматический театр в Ленинграде. Вместо клинординатуры - армия. Вместо аспирантуры - массовка в театре и песенки под гитару за восемь рублей. И женился я не в двадцать семь, а в девятнадцать. И вместо диссертации подарил отцу двух внуков, первого из которых он принимал сам как гинеколог. А потом... отец умер, так и не увидев меня состоявшимся артистом, а ведь для него это было, может быть, важнее, чем для меня самого. * * * ... Моя мать - русская, отец - болгарин, из тех, что полтора века тому назад поселились на юге России. Их тайком вывозили морем русские моряки, спасая от турецкого ига. В шестнадцать лет я для экзотики решил записаться в паспорте болгарином. Про таких, как я, в застойные годы говорили: "Полукровка - последняя надежда советской власти". До 1963 года жили мы на Пересыпи. Мои родственники по болгарской линии (выходцы из села Благоева) с разрешения властей нарезали себе участок, примыкающий к стене завода "Продмаш". А мои русские родственники работали на этом заводе и жили в ведомственном доме - в километре от болгарских. А я паразитировал на их географической близости. - Ну, Юрасик, чем тебя сегодня болгары кормили? - спрашивает меня русская бабушка. - Ой, плохо дело у болгар, бабушка Тамара, - отвечаю. - Все на работе, на базар никто не пошел. Два яичка всмятку покушал и все. - А бабушка Тамара тебе котлетки сделала с домашней лапшой! Возвращаюсь домой к болгарам. Болгарская бабушка Женя спрашивает: - Баба Тамара тебя кормила? - Нет. - А что делала? - Поила. Компот дала и все. - От кацапы, да еба мамка! Я думаю, это болгарское выражение не нуждается в переводе. В отместку бабе Тамаре меня кормят ихнией - курицей с картошкой и луком, тушенными в томате. Благодаря моим пересыпским Монтекки и Капулетти, я постоянно прибавлял в весе. И мать запретила кормить меня в ее отсутствие. Я нашел выход. Болгарским родичам я пел на кухне болгарские песни, а русским - показывал смешные истории из жизни болгарской диаспоры. За это те и другие подкармливали меня исподтишка. * * * ... На двух лавках рядом с эбонитовым столом для игры в домино сутками сидели домохозяйки дома N 17 по улице Измаильской и обсуждали всё и вся. Они знали, что сегодня будет на обед у Басарских - наконец-то мясное (!), что к Гендеку приехал внук - кацап из Москвы, что Дмитрашко из 37-й квартиры как всегда трезвый, а эти из 12-й, у которых нет детей, как всегда под газом, что Хромой, сволочь, устроился рубщиком мяса на Новом базаре, что Иванов - не обязательно русская фамилия (посмотрите на жильцов 21-й квартиры), и что Стояновы купили телевизор (интересно, на какие такие деньги?). Прибежав на большой перемене домой, чтобы перекусить, с балкона пятого этажа нашего дома я наблюдал за торжественным вносом телевизора в подъезд. Телевизор не был упакован, и я увидел, что это цветной телевизор. Почему? Потому что у него был цветной экран. Я закричал на весь двор: - Папа купил цветной телевизор! Настоящие цветные телевизоры появились лет через пять, но кто-то из сидящих на скамейке снисходительно заметил: "Большое дело!", что в переводе с одесского на русский означает: "Ну и что?". Чудо с экраном в 36 сантиметров по диагонали называлось "Рубин-102". В нем, кроме самого телевизора, был еще и радиоприемник. Может быть, вы помните эти целлулоидные с цветными полосами вставки в экран? Они-то и должны были имитировать цветность. Когда телевизор включили в сеть, на экране появился диктор. У него было синее лицо, зеленая шея и трехцветный костюм. Очень красиво. Но родителям не понравилось, и отец убрал с экрана прозрачный лист со всеми цветами радуги. Я устроил жуткую истерику и выдал все, на что способен обиженный семилетний одесский мальчик. Не помню, что я тогда орал, но явно ляпнул что-то лишнее, может быть, даже нецензурное. Ничем иным не могу объяснить поступок моей мамы, педагога со стажем, которая вытащила меня на балкон и закричала: - Если ты не заткнешься, я выброшу тебя с пятого этажа! Я тебя убью! Я посмотрел вниз. Внизу стояла тетя Фаня по кличке "Би-би-си", а рядом какала овчарка из 15-го дома. Падать на них мне не хотелось, и я завопил: - Мамочка, не убивай меня, ты еще будешь мною гордиться! С тех пор сменилось три поколения телевизоров, появились внуки у щенков той овчарки, в продукты жизнедеятельности которой я мог быть сброшен, сам я работаю на телевидении. И мне кажется, на этом самом телевидении я только и работаю для того, чтобы тетя Фаня-Би-би-си говорила мне при встрече: - Она таки может тобою гордиться. "Она" - это мама." ***************************************************************************** АХ, КАК ХОЧЕТСЯ ВЕРНУТЬСЯ... Как тут не подпеть: "...в городок". Что я и делаю. И спрашиваю Юрия СТОЯНОВА: - А в какой, собственно, городок? У нас с вами это Одесса. У Ильи Олейникова - Кишинев. Миллионы ваших зрителей думают при этом о Питере, Киеве, Могилеве, Торжке... - Вся прелесть этой песенки, ставшей музыкальным символом передачи, в том, что имеется в виду не населенный пункт, а Страна Детства, в которую нам так хочется вернуться. И не только тем, у кого оно было безоблачным. Ясно одно: детство осталось где-то далеко позади... - Свое детство вы и Илья описали в удивительной книге "До встречи в "Городке". Сам принцип верстки - "перевертыш", у которого нет ни начала, ни конца - свидетельствует об уникальном, органичном союзе двух индивидуальностей, которые шли друг к другу семнадцать актерских лет. Сама встреча ваша удивительна и заслуживает цитаты из главы, написанной Ильей Олейниковым: "...Как-то погожим июньским утром, когда я, отпаиваясь киселем, приходил в себя после тяжело проведенных выходных дней, тишину сознания прорезал телефонный звонок. - Добрый день! - прощебетал жизнерадостный (то ли девичий, то ли женский) голос. - Это вас с Ленфильма беспокоят. - Я вас слушаю, - сказал я несколько взволнованней обычного, так как киностудии нечасто баловали меня своим вниманием. - Мы хотим предложить вам роль Горького в картине... - Это неважно, в какой картине, - перебил я, - я всю жизнь мечтал сыграть Горького. Как бы сценарий прочитать? - А вы сейчас приезжайте, - прощебетал все тот же жизнерадостный женский голос. Через час я уже читал сценарий, развязно развалившись в кресле помрежа. Я читал его очень внимательно, но никаких следов Горького не обнаружил. - А где Алексей Максимович? - тревожно спросил я. - Ах, извините, - сконфузилась помреж и протянула засаленную бумажку, на которой карандашом была сделана следующая запись: "Допол. к стр. 32. В каб. Сталина вход. Горький. Сталин. Товарищ Горький, вот вы написали роман "Мать"? Горький. Да. Сталин. А почему бы вам не написать роман "Отец"?" Стало грустно. - Это все? - спросил я. - Ну почему же все? - обиделась помреж. - Виктор Николаевич (так звали режиссера) просил передать, что полностью вам доверяет. Придумывайте все, что хотите. Чем больше, тем лучше. В преддверии съемок я только тем и занимался, что сочинял комические сценки с участием Горького и "отца всех народов", но все это оказалось ни к чему. Виктор Николаевич не отступал от сценария ни на йоту, и любые предложения пресекались им самым решительным образом. - Это у себя где-нибудь в Жопинске, если будете снимать картину, милости просим - любой бред имеет место быть. Но только там, в Жопинске-Ропинске-Шмокинске. А мы здесь делаем кино. Понимаете - кино! Закончились эти пререкания тем, что у меня было отобрано даже междометие "да", которым Горький отвечал на вопрос Сталина, не он ли случайно написал "Мать". В ответ на этот волнующий Сталина вопрос мне, после пререканий, было позволено лишь многозначительно кивнуть. Мол, я написал, а кто же еще? Судьба так распорядилась, что в эту же фильму на роль Александра I был приглашен Стоянов. Его Александр отличался от Горького только одним: если мой Горький был Великим немым, то стояновскому царю любезно было разрешено сказать три слова, одно из которых было "мудак". Так царь-батюшка и говорил: "Пошел вон, мудак". Негусто, конечно, для самодержца. Но Стоянов утешал себя тем, что первым в советском кинематографе публично с экрана произнес это неприличное, но такое дорогое российскому человеку слово "мудак". Я бы даже сказал, что он этим гордился. Фильм снимался летом в парке. Наши сцены отсняли в первый же день, но режиссер настоял на том, чтобы актеры, невзирая на занятость, все съемочные дни находились рядом. - Зачем? - спрашивали мы. - А я откуда знаю? - весомо отвечал Виктор Николаевич. - А вдруг мне в голову придет какая-нибудь пространственная идея? Чем я буду это пространство заполнять, собаками, что ли? Вами и буду. Мы с Юрой тихо ненавидели режиссера, и эта тихая ненависть стала первым кирпичиком нашей дружбы. Как-то, коротая время в межсъемочном пространстве, я притащил сумку. Не буду томить тебя, любезный мой читатель. В сумке не было книг. Отнюдь. Там была водка. В это же время из-за кустов величаво выплыл Стоянов с точно такой же сумкой. Доносившееся из ее недр мелодичное позвякивание приятно будоражило воображение. - Юра, - сказал я, - зачем эти подарки? Сегодня мой день рождения, а следовательно, пою тебя я. - Как? - изумился Стоянов. - И у меня сегодня день рождения. Я потому столько водки и взял. Теперь мы оба изумились. Не сговариваясь, мы вытащили паспорта. Я отдал ему свой, а он мне - свой. Каждый из нас долго и критически изучал паспорт товарища. Сомнений не было. Мы родились в один день и один месяц. Правда, с разницей в десять лет. Но это уже было несущественно. Трогательно, как бы в первый раз, мы осматривали друг друга, радостно обмениваясь похлопываниями по плечу, и с каждым стаканом похлопывания становились все сильней и радостней, пока на наших плечах не появились два огромных синяка. Наша судьба была решена." - Итак, ваш друг и соавтор завершает повествование мистической фразой: "Наша судьба была решена". - И я с ним согласен, - говорит Юрий Стоянов. - Вы родились в один день - 10 июля, но с разницей в 10 лет. Сказывается ли это на ваших отношениях? - Конечно. Впрочем, думаю, что дело не в возрасте, а в разнице темпераментов. Мы с Ильей - Раки, но, поверьте, трудно найти столь разных "членистоногих". Я считаю, что сон - преступление, Илья - любитель поспать. Я - человек взрывной, Илья - флегматик. Прибавьте, что мы - южане, но Одесса и Кишинев - города разные. - И, несмотря на все это... - Мы понимаем друг друга с полуслова, с одного взгляда. ...И тут вспоминаются сюжеты "Городка", снятые на одном дыхании, как бы экспромтом. На самом деле это работа высоких профессионалов - актеров, режиссеров, операторов (изображение, звук), осветителей, гримеров, костюмеров. Но в начале - концепция "Городка", на которую опираются блистательные Олейников и Стоянов, их авторы - Ирина Полторак, Александр Завелион, Владимир Трухнин. Эту тройку бывших одесских кавээнщиков разыскал Юрий Стоянов, чем немало гордится. Создатели "Городка" - команда, имеющая свои секреты и технические ноу-хау, благодаря которым удается добиться удивительной естественности, скажем, при съемках знаменитых "Приколов". - Кстати, о "Приколах". Почему бы вам, Юрий, не снять один-другой в Одессе. Ведь у нас такие отзывчивые, непосредственные прохожие. - Вопрос не такой уж простой... Понимаете, мне менее всего хочется показать в "Городке" Одессу "Привоза". Душа нашего города куда сложнее и тоньше. Лучше других ее понял Михаил Жванецкий. Вот когда и мы найдем свой ключик к ней, тогда и появится одесский "Прикол". - Ваш "Городок" населяют персонажи разного пола, возраста, национальности, социального положения. Все они смешны и органичны. Но, признаюсь, мне более всего по душе ваши бомжи. Вы представляете их с особой симпатией... - Это наши любимые "горожане". И вот почему. Вернемся к "Приколам", в которых, как вы, наверное, заметили, бомжи заняты более всего. Причина проста: они охотнее, легче, чем другие прохожие, втягиваются в общение. В игру. Бомжи не замахнутся в ответ на приставания прикольщика ломом (и так бывало), не пошлют подальше, не сошлются на занятость. Их реакции - более нормальные, чем у обывателей, более человечные. Нам жаль этих людей, но мы уважаем их выбор и их судьбу. Сейчас лето, и я радуюсь этому еще и потому, что мои бомжи уже не замерзнут... - Вы - уроженец Одессы, но ваша творческая судьба уже давно связана с Санкт-Петербургом. Вы лучше других можете сравнить судьбы Южной и Северной Пальмир, городов, некогда составлявших гордость Империи, которым после событий октября 1917-го была уготована судьба "областных центров"... Какими они видятся вам сегодня? - Увы, Санкт-Петербург представляет грустное зрелище... Если вы приедете на Московский вокзал, то готовьтесь к тому, что в центр города вы доберетесь вконец разбитым - дороги в ужасном состоянии. Шедевры архитектуры разрушаются... Но самое печальное в том, что культура - в полном упадке. Приведу пример. Когда я работал в БДТ, то мне приходилось за несколько месяцев заботиться о билетах для родных и друзей. Если вы спросите меня сегодня, на какой спектакль питерских театров стоит сходить, отвечу: придется съездить за 600 километров - в Москву. Я имею возможность сравнивать Питер с Одессой. Я рад, что в городе моего детства положение изменилось к лучшему. С удовольствием гуляю по улицам, посещаю кафе, магазины, любуюсь домами, которые приводятся в порядок. Особенно важно, что в Одессе сегодня не стыдно быть актером, что театры востребованы. В Одессе кипит жизнь. Я довольно часто здесь бываю - здесь живет моя мама, здесь наши замечательные авторы. - Но вот "Городок" гостит у нас не часто. Вы с Ильей Осиповичем редко радуете нас своим искусством. Реже, чем другие эстрадные актеры, сатирики и юмористы. С чем это связано? - Действительно, мы в последний раз показывали свою работу на "Юморине-97". - И с большим успехом. - Вот именно. Такие встречи должны дарить чувство удовлетворения и актерам, и зрителям. А это достигается непросто. Одесса - это слишком серьезно и ответственно. К этой встрече надо готовиться особенно тщательно. В наш город нельзя приезжать с сюжетами, которые здесь уже побывали. Создадим новый спектакль и привезем "Городок". --------------------------------------------------------- Беседу вел Феликс КОХРИХТ *************************************************** Этим летом свой пятидесятилетний юбилей отпраздновал Юрий Стоянов. Отпраздновал, как водится, в своем родном городе, который полвека назад подарил миру этого выдающегося человека Юрий Николаевич Стоянов родился в БОРОДИНО Одесской области. Вскоре его родители переехали жить в Одессу. В 21 год окончил Государственный ин-ститут театра и сцены им. Луначарского. Следующие семнадцать лет проработал артистом в Академическом Большом драматическом театре им. Товстоногова. В 1988 году он «удостоился» роли Моцарта в спектакле «Амадеус» по пьесе Шеффера в постановке Товстоногова, но вообще-то в театре он играл роль «гитариста», откуда вынес навыки игры на этом инструменте. Нелегкое бремя «гитариста» он совмещал с работой режиссера и ведущего программ на Ленинградском телевидении. В качестве вехи в биографии Юрия Стоянова необходимо отметить его знакомство с Ильей Олейниковым. Именно со старшим ровно на 10 лет Ильей тридцатитрехлетнему Юрию удалось достичь критической массы для создания единственной смешной телевизионной передачи на всем постсоветском пространстве.Эта знаменательная встреча произошла на съемкох художественного фильма «Анекдоты». Первой их совместной идеей была именно экранизация анекдотов. Следующие три года сотрудничества на Пятом канале питерского телевидения в передаче «Адамово яблоко» были всего лишь преддверием кульминации их творческой деятельности. Но уже там Юрий Стоянов выступал в том амплуа, в котором он так хорошо знаком зрителю — актера, режиссера и журналиста. И только в 1993 году родилась идея программы «Городок», которую со авторы и предложили тогда еще молодому телевизионному каналу «Россия». И действительно, зачем экранизировать анекдоты, если сам можешь придумать не хуже. Сама же идея передачи родилась в месте, далеком от творческих дерзаний, однако на редкость живописном — на одном из петербургских рынков. Именно там отцы передачи услышали незамысловатую песню Анжелики Варум. Вот главная отличительная черта программы «Городок» — в ней нельзя услышать шутку, которую уже слышал где-то еще. Но дело здесь, пожалуй, не только в недюжинном таланте сценаристов и исполнителей. Главное - это уважение к зрителю и постоянное повышение собственных эстетических стандартов. Без этого немыслима любая деятельность. Какой смысл, кроме меркантильного разумеется, заниматься определенным делом, если отсутствует прогресс. Да и меркантильная составляющая может оказаться под угрозой при халатном отношении к делу С начала девяностых зрители СНГ наблюдали рождение и постепенное угасание множества юмористических передач. Однако «Городок», похоже, наделен беспрецедентным творческим долголетием. Ясно, что это заслуга обоих его основателей, однако Юрий Стоянов, похоже, является наиболее ревностным блюстителем если не высоких юмористических стандартов, то, как минимум, порядка. И если в кадре Стоянов - забавный комик и талантливый актер, то за кадром он далеко не так приятен. Это могут подтвердить все его коллеги, которым не раз доставалось от него на орехи. При этом Юрий Стоянов подчеркивает свою главенствующую роль в создании передачи по сравнению с другими сценаристами и не поддается на попытки Ильи Олейникова успокоить его. Оправданы такие методы руководства или нет, но, похоже, именно им «Городок» обязан своей неувядающей актуальностью. Для Юрия Стоянова здесь нет никакого секрета. Неисчерпаемым источником новых идей для него является его родной город. В 1996 году старания Стоянова и Олейникова были вознаграждены не только зрительской приверженностью, но и национальной телевизионной премией «ТЭФИ» в номинации «Лучший ведущий развлекательной программы». А в 2001 году Олейникову и Стоянову были присвоены звания народных артистов Российской Федерации. В настоящее время творческой мастерской Юрия Стоянова стала студия «Позитив TV». Он не жалуется, а скорее, констатирует полное отсутствие свободного времени. Тем не менее, когда удается вырваться в отпуск, предпочитает проводить его с супругой в Одессе, где живет его мать, или любом другом месте, где есть море и водные мотоциклы. Праздники, в том числе и полувековой юбилей, вопреки обманчивому впечатлению Юрий Стоянов проводит отдельно от Ильи Олейникова. А именно в кругу семьи. В отличие от своего друга и коллеги Стоянов имеет привычку жениться, жениться и еще раз жениться. Он женат в третий раз, и имеет двоих детей от первого брака, двоих от третьего. Любую творческую активность он приветствует, если это не в ущерб его работе в «Городке». Но у актера-Стоянова есть ряд блестящих ролей в кино. В их числе роль в мелодраме «Три полуграции», в лирической комедии «Ландыш серебристый», в мюзикле «Три мушкетера», где ему досталась роль короля. Тем не менее, он вполне мог бы исполнить роль мушкетера, так как обладает званием мастера спорта по фехтованию на саблях. Актер петербургского Александровского театра, глава комитета по культуре пр иадминистрации Петербурга Николай Буров,так отзывается о хорошо знакомых Олейникове и Стоянове - «Я их люблю. Чего же боле? Что я могу еще сказать? На мой взгляд, это лучшая пара, которую надо было бы придумать, если бы они не сложились сами по себе. Более талантливого, более искреннего, более вкусного я не вижу, тем более, что сейчас вообще то, что мы называем юмором, сатирой, у нас жестоко хромает, особенно по вкусовым ощущениям, это видно по многим телевизионным каналам. А «Городок» умудряется сохранять свою свежесть в течение 15 лет, оставаться сочным, мудрым, очень смешным, веселым и по-настоящему талантливым, потому что там в каждом шаге обоих замечательных артистов, которых я действительно очень искренне люблю, есть настоящий драматический театр. И юмор, который отличает именно «Городок», сочетает в себе все самое лучшее, что можно было придумать, скрещивая Петербург и Одессу. Искренне желаю ребятам долго не расставаться и радовать нас еще новыми и новыми придумками, находками. Они действительно замечательны каждый раз. У меня есть несколько дисков, и когда я уезжаю в отпуск, редко-редко, раз в год, я беру обязательно с собой проигрыватель, ставлю эти диски и смотрю старые «Городки» с наслаждением. Они оба замечательные актеры. Просто, скажем, Олейникова я впервые увидел на эстраде, а потом уже в театре, в Большом драматическом. А Стоянова я сначала увидел в театре, а потом уже на эстраде. Причем самое лучшее в этой компании оказалось то, что было сделано для телевизионного экрана. Это действительно надо было, чтобы они нашли друг друга и чтобы сделали это 15 лет назад. Я верю в то, что я поздравлю ребят с 20-летием «Городка», с 25-летием, с 30-летием. Во всяком случае, я искренне им желаю еще долгих-долгих лет такого прекрасного творческого сотрудничества». --------------------------------------------------------------------------------- http://www.odessapassage.com/arhiv/2007/aug2007/116-117.php3 |
