|
||||||||||||||||
| ШАЛАШНЫЙ ПЕРЕУЛОК
|
||||||||||||||||
| Шалашный переулок дом № 1. Жильцы его были порядочными людьми, в основном, из ремесленников: портные, сапожники, бондари, изготовители коробочек для чая, перца, кофе. Был среди жильцов этого дома и музыкант — барабанщик из цирка Семен Янкович.
Было у Янковича три сына. Один стал эстрадным артистом, работавшим в дуэте с сыном известного в те годы певца Глазунова. Этот дуэт называл себя, после выхода на экраны страны знаменитого фильма “Робин Гуд”, “Роб и Гуд”. Он пользовался огромным успехом, выступая по всему Советскому Союзу. Младший сын Янковича, мой ровесник, учился на виолончелиста, со временем стал известным музыкантом. Средний сын перерабатывал порошок синьки в кубики в папиной подпольной мастерской. Он иногда, потеряв бдительность, выходил в переулок, пугая детей и даже взрослых своей сплошной синьковатостью. Но самой примечательной фигурой в этом доме была подпольная сваха по имени Цыпа. У нее было три дочери, все как на подбор красавицы, все замужем, очевидно, не без помощи матери. Все три зятя обожали тещу. Как-то я прихожу из школы, весь Шалашный переулок запружен людьми. У дома № 1 стоят дрожки, на которых умирающая Цыпа и все ее три зятя. Извозчик отказывается ехать, пока один из сопровождающих не сойдет с дрожек, так как есть постановление горсовета, разрешающее на дрожках проезд не более четырех человек, включая извозчика. Ни один из зятьёв не хочет сойти с дрожек, а у Цыпы, как оказалось, острый приступ аппендицита. Вдруг музыкант Миша Вайман кричит из толпы: “Граждане! Вношу предложение: любящие зятья, Цыпу оставьте дома, а сами поезжайте в больницу…”. Толпа хохочет. Двухэтажный дом № 1 по Шалашному переулку был разрушен немецкой бомбой, много жильцов погибло, а милая Цыпа, ее дочери-красавицы и их мужья — Лева, Моня и Срулик, как мне рассказывали, были расстреляны в артиллерийских складах в 1941 году. Дом № 3. В нем жили всего семь семей, их главы — известные налетчики. Был у моей мамы родной брат, пробывший одиннадцать лет на царской каторге, участник покушения на екатеринославского губернатора. Освободиться досрочно ему помогла революция 1917 года. Его не только освободили как героя, но еще прекрасно одели в шикарный костюм и богатую шубу — вещи, отнятые у буржуев. Приехал Самсон в Одессу ночью. Когда пробирался в Шалашный переулок, на углу Малой Арнаутской и Екатерининской его остановили налетчики. Увидев шикарно одетого буржуя, они предложили ему отдать шубу в пользу голодающих, а также снять костюм и даже ботинки. Дядя Самсон обиделся: “Ребята, вы что, сдурели, я 14 дней ехал в свою родную Одессу, чтобы повидаться с сестрой Розой”. Главарь пристально посмотрел на Самсона и спросил: - “А чем занимается твоя сестра Роза?” - “Она выпекает хлеб, состоящий из 10 саек. Он так и называется “Сайки”, очень вкусный хлеб”. - “Так ты брат Розы Колтуновой!”, — воскликнул главарь. И тут же сказал: “Не чипать молодого человека, а проводить его в дом № 2, чтобы кто-нибудь из наших партнеров не “подхватил” его”. В свое время одесская милиция при помощи ЧК начала расчищать город от бандитов и воров. Первое, что они сделали, это расстреляли самого страшного налетчика Ривале-Язва. Глава налетчиков Нахале, сбежал со своей семьей в Аргентину. Через год приятель моего отца принес присланную из Аргентины газетку, на первой странице которой — во весь рост Нахале в кандалах и подпись: “Будучи неудовлетворенным жизнью в нашей стране, известный одесский бандит Нахале по кличке “Красавчик” в пылу гнева убил жену, ее мать и двух малолетних детей”. Дом № 4 был четырехэтажным. Наиболее колоритной фигурой здесь, да и на “Привозе”, была женщина по имени Манька и кличке “Де Койтеке”. Помню, в нашей квартире гостил Народный артист Украины Сергей Петров. Он вдруг спросил: “Что, эта Манька Де Койтеке — аристократка?”. Взрыв хохота чуть не развалил нашу квартиру. “Что вы, Сереженька, — говорит мой папа, — Манька Де Койтеке по-еврейски означает “Манька грязная”. Как-то Манька приглашала соседку Соню на именины, но та отказывалась, ссылаясь на болезнь мигрел, перепутав это слово с мигренью. Тогда Манька заявила: “Чтобы ты похоронила своих детей, если не придешь с ними на именины”. Дом № 2, в отличие от домов №№ 1, 3 и 4, назывался “интеллигентным”. И это было действительно так. В нем разместились всего шесть семей: хозяин дома Атлас, старый набожный еврей, целый день молившийся Б-у, все его дети и внуки были ученые люди — врачи, экономисты, инженеры: крупный мануфактурист Лева Балан, все дети которого были музыкантами, племянник — лауреатом конкурса пианистов в Варшаве, один его сын — скрипач, гастролируя в Нижнем Новгороде, увлекся красавицей из старообрядческой семьи и даже успел на ней жениться. Можете себе представить, что произошло с родителями красавицы, когда они узнали, что их дочь вышла замуж за еврея Абрама Ваймана. В доме жил также композитор Михаил Рахлис. Он был женат на дочери Ваймана, черноокой красавице, подруге моей мамы. У Рахлисов было два сына — Хиля и Миля. Хиля окончил водный институт и работал инженером в Одесском порту, а Миля на фронте был снайпером, награжден орденом Ленина, 8 мая 1945 года в Берлине он погиб от пули немецкого снайпера. И, наконец, наша семья. Мой отец, Яков Ильич Колтунов, актер украинского передвижного театра “Пудо”, прекрасный Карась в спектакле “Запорожцы за Дунаем”, по совместительству отличный пекарь-кондитер. Последним он бывал чаще, надо было кормить семью: трех сыновей — Гришу, Симу, Бориса — и мамину сестру, златокудрую красавицу. Негласным лозунгом не только нашей семьи, но и большинства жителей Шалашного было выражение “ни дня без хохмы”. Композитор Константин Данькевич в юности перенес серьезную травму ступни правой ноги, когда он поднимался на второй этаж по металлической лестнице, ведущей в квартиру композитора Михаила Рахлиса, мать последнего кричала: “Мишенька, к нам идет кость Данькевича”. Действительно, на афише, анонсировавшей выступление этого музыканта, писалось: “Кость Данькевич”. В театре Болгарова идет спектакль “Запорожец за Дунаем”. Мама и тетя Рая — завсегдатаи этих спектаклей. Идет сцена беседы Карася с турецким султаном. Карась спрашивает его: “Ты мою жинку знаешь?”. Султан отрицательно качает головой. Тогда Карась говорит в зал: “Як же так? Весь Шалашный переулок знает…”. Публика падает со смеха. Подхожу к финишу воспоминаний. Мне на ум пришел самый легендарный тип не только Шалашного переулка. Через шесть лет после его гибели моя родная Одесская киностудия создала популярный фильм “Беня Крик”. Читатель, ты наверное, догадался, что речь идет о Мишке Япончике. Я, 12-летний пацан, был с моим папой на премьере этого фильма, которая состоялась в кинотеатре “Палас” на Дерибасовской напротив кинотеатра имени Уточкина. Два дня шел этот фильм с аншлагами. И вдруг первый секретарь Компартии Украины Лазарь Каганович дал указание картину снять с проката. Прошло свыше сорока лет с тех пор, как фильм “Беня Крик” попал на полки Госфильмофонда в Москве. Но мы восстановили его. Все руководители города, начиная от секретарей обкома партии и заканчивая руководством среднего ранга, хотели посмотреть Беню. Плюс республиканское руководство. Я же, бедняга, должен был организовать эти просмотры, рассказывая на них не только о фильме, но и о судьбах тех, кто его поставил. Таких просмотров я провел около двух сотен. Нынешнему поколению я поведаю, что автором сценария был Бабель, режиссером-постановщиком известный в те времена режиссер Одесского украинского театра Вильнер. Роль Бени Крика исполнял великий Юрий Шумский. Во время войны дома №№ 1, 3 и 4 были уничтожены немецкими бомбами. Сегодня на месте дома №3 построен дом коммерческой автоматической телефонной станции, на месте дома № 4 — шикарный шестиэтажный дом. А вот дом, в котором я родился, стоит, как в прошлом столетии. Вошел я в свой бывший дом, выглядит он, как и 70 лет назад, когда я там резвился, бегая по крышам. Неожиданно на втором этаже открылась форточка и симпатичная женщина меня спрашивает: “Кого вы ищете?”. Я ответил, что никого не ищу, просто я родился в этом доме, жил до войны. “Так вы знали Любку?” — защебетала она. Кто же не знал Любку? Ее мама была Манька де Койтеке. Увы, почти все, кто жил в Шалашном переулке в 20-х годах, ушли в мир иной, а вот их дети, внуки и правнуки, разлетевшись по всему свету, вспоминают прошлое, своих родителей и соседей. Художник-гример Одесской киностудии, мастер, которого знает весь наш киношный мир, заслуженный работник культуры Украины, рассказывал мне, что иногда он подходит к своему дому, что напротив Шалашного переулка, встречает старушек, сидящих у ворот. Они говорят, что помнят его с тех пор, когда еще был жив Мишка Япончик. Зовут этого человека Владимир Леонтьевич Талала. ----------------------------------------------------------------------------- Альманах "МОРИЯ" № 1 (2004 г.). Борис Колтунов |
